Преодоление "Запрета летать"
Знаком ли вам страх летать на самолетах? Может быть, у вас или у ваших близких бывает тревога выше обычной. Или более сложный вариант, состояние, когда не помогает ни один препарат, ни музыка, ни кино, ни разговор с попутчиком, когда невозможно справиться с тошнотой и с фантазиями о катастрофе. И перестаёшь надеяться, что хоть когда-то полет станет если не приятным, то хотя бы приемлемым процессом.

Я хочу рассказать об одном своем клиенте. Он много летает по работе, и обратился ко мне именно с просьбой помочь справиться со страхом полетов. За годы он испробовал массу вариантов – таблетки, алкоголь, летать в компании, но ничего не помогало, он всякий раз доводил до ручки себя и бортпроводников и покидал самолет совершенно измученным. Когда где-то в мире случалась автокатастрофа, эта новость полностью завладевала его вниманием. Он читал все отчеты, интервью, смотрел в интернете все ролики на эту тему. Он сам понимал, что внимание его болезненное, но ничего не мог с собой поделать. Очередной его идеей стало проработать свой страх на психотерапии.

Я знакома с фобиями, я на собственном опыте знаю, как угнетает, когда то или иное явление завладевает твоим вниманием и бесконечно отбирает силы. Работа с фобиями – дело непростое, но, во всяком случае, у меня есть опыт взаимодействия и преодоления фобии.


У моего клиента, назовем его Кирилл, аэрофобия началась в детстве. Его родители много путешествовали по работе, а Кириллу приходилось летать от них к бабушке и обратно – это были перелеты через три-четыре города, на маленьких самолетиках, его всегда тошнило; например, он рассказал, как в какой-то момент, идя с матерью по взлетному полю, он лег на асфальт и попросил не лететь, а дойти лучше пешком, но мать объясняла, что пешком они не дойдут, и Кириллу пришлось садиться в самолёт.

К подростковому возрасту тошнота прошла, остался только очень сильный страх. Он всегда интересовался историями об авиакатастрофах, смотрел все возможные ролики о падении самолетов, и, идя на посадку, бесконечно в красках представлял себе множество возможных катастроф, которые случаются с ним в этом полете. Понятно, что авиакатастрофы происходят намного реже, но фобии, к сожалению, не рассудочны, и ничто не мешало Кириллу представлять себе все самое худшее.

Я понимала, что работа будет непростой, но мне нужно постараться и найти запускающее событие – обычно, если найти исток, начало того или иного процесса или механизма, становится понятно, как его можно победить. Для этого я предложила Кириллу воспользоваться сценарной техникой, как бы сочинить сценарий своей жизни. Как и делают сценаристы, я предложила начать с финала. «Можешь ли ты», спросила я его, «представить себе финал своей истории, когда ты любишь летать?»

Кирилл подошел к финальной точке (для наглядности работа по сценарной технике проводится с карточками, обозначающих последовательность композиционных элементов), постоял на ней немного – и лицо его разгладилось. «Да, я представляю, как сажусь в самолет, и у меня от этого появляется новая энергия, чувство подъема, восторг от полёта – как будто я лечу и физически чувствую, как перемещаюсь в пространстве, а еще какая-то надежда на новые события, перемены». Честно говоря, я была готова к тому, что Кирилл не сможет представить положительных эмоций от полета, и то, что он смог это сделать с первого раза, придало мне оптимизма, позволило надеяться на то, что мы сможем справиться с проблемой.

После этого я попросила его пройти на самую первую табличку, в начало его сценария, и рассказать, что происходит там, какое событие вспоминается ему, когда он в самом начале. В этой точке я обычно называю человеку его состояние, противоположное финальному, для Кирилла это было «нет контакта с чувством парения, прибит к земле, подавлен, нет надежды на новое в жизни».

К сожалению, именно к таким случаям приходится возвращаться на терапии, даже если они неприятны, без этого не удается иногда найти связь между событиями прошлого и теми же фобиями в настоящем. Я объяснила это Кириллу и предложила все же продолжить, и он согласился. Он рассказал, как пытался омыть ботинки в котловане искусственного пруда, поскользнулся, упал в ледяную воду и не мог выкарабкаться сам, ему не хватало воздуха, он сжимался, переставал дышать. На какое-то время он как бы умер, уже не надеялся ожить, и как будто свернулся внутри себя, чтобы не сделать вздоха, который точно окажется последним.
Я думала, он расскажет о каком-то раннем полете, но он неожиданно заговорил о другом – о случае из его раннего детства, когда он тонул и почти умер. При этом лицо его стало замкнутым, он скрестил руки на груди, как бы телом говоря мне «нет», отказываясь от обсуждения. «Зачем», говорил он, «я уже пережил это, забыл, зачем к этому возвращаться? Не хочу об этом разговаривать».

– А как ты спасся?
– Меня спасла девушка, старшеклассница, она шла мимо и увидела мою красную кепку на поверхности пруда.
– Что за девушка?

Кирилл задумался и с некоторым удивлением ответил, что ничего об этой девушке не знает, что как будто почти вытеснил ее, как будто думал, что сам выбрался из воды, при этом, вспоминая факты, о роли девушки, которая спасла ему жизнь, помнит совершенно точно. Я поняла, что с этим можно поработать. Дело в том, что психотерапия, гештальт-терапия связана с восстановлением контакта. Это может быть контакт с переживаниями, эмоциями, запрещенными эпизодами – или же контакт с живыми людьми. Я попросила Кирилла рассказать мне об этой девушке. Он ответил, что даже видел ее после этого один раз, уже сам будучи подростком – мама указала на нее при встрече, но он не испытывал никаких благодарных порывов, ничего такого. При этом он начал говорить медленнее, и я спросила, что с ним сейчас происходит. «Знаешь», ответил Кирилл, «я понимаю, что недооценил ее поступок, то, что она по-настоящему спасла меня от смерти». Я предложила ему здесь и сейчас психодраматически поговорить с этой девушкой, и он так же неуверенно, задумчиво согласился.

Мы выделили для спасительницы Кирилла пустой стул, я попросила представить, что она здесь сидит, эта молодая девушка, которую он видел и, возможно, даже помнит, и спросила, о чем бы Кирилл хотел у нее узнать. «Прежде всего – что ее на это сподвигло? Она ведь могла пройти мимо. Какие чувства она испытывала? Куда она шла? С какими мыслями? Как она меня увидела, что она увидела и почувствовала, как решилась? Или она сделала это автоматически?»

Слушая его, я очень прониклась. У меня было ощущение, что думая об этом, задавая вопросы, Кирилл становится к этой девушке ближе в своих мыслях. Раньше он был от нее очень далеко, а теперь приблизился к ней. Я попросила его обратиться не ко мне, а к ней, и Кирилл медленно, очень тихо повторил свои вопросы, даже немного больше, например, не боялась ли она испачкать одежду, заходя в воду, и меня очень тронуло это стремление представить себе ощущения другого человека, сделать его реальным. Когда он договорил, я попросила его занять роль спасительницы и повторила вопросы, которые он задавал. И она ответила следующее:

– Да, это был довольно необычный день. Я чаще ходила другой дорогой. Я шла из школы, я была одна. И мне хотелось пойти другим путём. Хотелось подойти к этому котловану. Хотя это всего лишь огромная яма, в которую сливается вода, но она мне всё равно напоминала большое озеро. Мне просто хотелось побыть одной. Я была в своих мыслях, думала, как я сейчас подойду, сяду рядом, буду смотреть на воду. Я увидела сначала издалека, как маленький мальчик подошел к краю котлована и начал мыть ботинки. Сначала он просто ноги туда окунал и пытался поболтать ногой, а потом присел и начал ручками зачерпывать воду, а потом не удержал равновесие и упал. Упал, начал барахтаться. Я ускорила шаг, я видела, что он там, где неглубоко Я оглянулась, вокруг никого не было. Я уже ни о чем не думала, я поняла, что его надо вытащить.

Когда я подбежала, ты уже полностью скрылся, и по поверхности плавала лишь кепка. Я вступила в воду, она была ледяная. Я рассчитывала, что я сразу же провалюсь по грудь. И тут я увидела в метре от себя всплеск рукой. Я подалась вперед, и мне удалось тебя в воде ухватить за руку. Я начала выбираться, а под ногами был лед, было очень скользко. Тяжело было, но я зацепилась за корягу и выбралась с тобой. Ты был абсолютно бездыханный. Я положила тебя вниз головой, начала надавливать на грудь. У тебя был приоткрытый рот. Я начала делать тебе искусственное дыхание, к счастью, на уроках военной подготовки нас учили. И вот я попробовала и увидела, что ты задышал. Я схватила тебя на руки и побежала вперед. Я тебя не знала.

Навстречу мне попалась женщина, которая бежала в сторону. Она была очень обеспокоена. Когда она увидела тебя на моих руках, она заплакала, закричала «Что случилось? Что случилось?» Потом оказалось, что это была соседка, у которой твоя мама оставила тебя, уйдя на работу. Она следила за своими детьми, и не досмотрела. Она схватила тебя у меня и побежала в сторону вагончиков, звала на помощь, к ней подбежали какие-то люди. Я еще какое-то время постояла и ушла. Потом я услышала от знакомых людей, что ты жив остался. Я для себя просто решила, что ну и слава Богу. Я об этом никому не рассказывала.
Кирилл из роли девушки говорил очень медленно и подробно, и после того, как он завершил свой рассказ, я попросила его вернуться в свою роль и, может быть, как-то ответить, отозваться на то, что услышал.

– Спасибо, – сказал Кирилл, – меня очень тронул твой рассказ. Мне кажется, ты даже сама не поняла, что спасла мне жизнь, как будто дала мне второе рождение, и мне жаль, что мы после этого не общались. Мне было бы очень тепло видеть тебя и знать, что ты – человек, которому оказалась небезразлична судьба утопающего ребенка.

Я сама тоже была очень тронута. Я практически впервые прочувствовала этот момент спасения – как будто человек на краю гибели вручает свою жизнь кому-то, и между этими людьми, которые, может, даже не были знакомы, образуется связь наподобие родственной, может, даже сильнее, они вдвоем знают что-то, пережили что-то, чего никто больше не испытал. Передо мной поплыли лица людей, которые когда-то спасали меня, пусть не так, как Кирилла, но все же помогали мне, врачей, которые меня оперировали, и испытывала к ним большую признательность.

Потом я вспомнила, что сама в детстве защитила девочку, свою ровесницу, от издевательств старших девушек в пионерлагере. Внутри я тряслась от страха, боялась, что меня побьют, но почему-то меня не тронули. Та девочка, кстати, тоже не поблагодарила меня – но это было неважно, потому что я очень точно чувствовала, что сделала хорошую вещь, и это ощущалось приятно само по себе. Я подумала, что, на самом деле, я сама ей признательна, что она была беззащитна в моём присутствии и дала мне возможность защитить её.

Мои воспоминания уплыли, и я снова видела перед собой Кирилла. Я думала, как же связаны начало и финал в истории Кирилла, почему от страха полётов он перешел именно к этой истории?

Возможно, дело в страхе смерти от отсутствия опоры под ногами, пережитом в таком раннем детстве, и самолет, находящийся в воздухе, далеко от земли, так же связан с этим отсутствием опоры, как и котлован с ледяной водой. Связи с людьми дают чувство опоры. Во время нашей сессии у Кирилла появилась связь со спасительницей, и вместе с этим некоторое внутреннее чувство опоры, уверенности.

Я спросила Кирилла, как он теперь себя чувствует, и он признался, что несколько потрясен: впервые в жизни он вспомнил эту девушку и подошел в мыслях так близко к ней, почувствовал ее – а ведь во всех последующих событиях своей жизни он всегда обращался именно к этому эпизоду, именно это событие дало ему новый импульс жить, построить свою жизнь, которая его не разрушает.

Через неделю после нашей сессии Кирилла ждал очередной перелет – в Европу и обратно. Обратно он летел один и снова испытывал неприятные ощущения, а вот по дороге туда, в которой его сопровождал знакомый, совершенно не заметил полета, не испытывал тревоги, чувствовал себя свободно. Конечно, такие застарелые фобии не пропадают за одно занятие, но прогресс показывает, что мы на правильном пути.

Автор статьи Евгения Рассказова
Психолог, психодраматист,
гештальт-терапевт,
автор книги
"Гештальт-подход и психодрама в терапии запрета проявляться"



Приглашаю на еженедельную гештальт-терапевтическую группу "Свобода проявляться"
с 9 октября 2019 г. по 4 марта 2020 г. в Москве

Made on
Tilda