Победа над одиночеством. Мужской способ
Хватает ли вам в вашей жизни общения? Близкого, не близкого – разного. Какие усилия вы предпринимаете, чтобы общаться столько, сколько вам хочется?
Расскажу вам об одном участнике терапевтической группы. Представьте себе темноглазого, темноволосого, крупного мужчину пятидесяти лет, чьи движения очень точны и экономны. Пускай его будут звать Арсений. Он занимается созданием высокоточных приборов, такой штучный специалист, в его работе требуется большая настойчивость и внимательность.
Придя на первое занятие, Арсений сказал, что в его жизни мало общения. Он работает в небольшом коллективе, но даже с этими людьми контактирует мало, говорит только по делу. Он не приходит на общие праздники: с одной стороны, ему хочется быть с людьми, с другой – ему там скучно. Ему трудно к кому-либо обратиться за помощью или с вопросом. Он привык всё делать сам. Он никогда никому не звонит, телефон использует только для приема звонков. Всё его общение – это его семья, что, конечно, прекрасно, но всё же недостаточно. Такая необычная жизнь, когда люди вокруг есть, но они недоступны.
Расскажу вам об одном участнике терапевтической группы. Представьте себе темноглазого, темноволосого, крупного мужчину пятидесяти лет, чьи движения очень точны и экономны. Пускай его будут звать Арсений. Он занимается созданием высокоточных приборов, такой штучный специалист, в его работе требуется большая настойчивость и внимательность.
Придя на первое занятие, Арсений сказал, что в его жизни мало общения. Он работает в небольшом коллективе, но даже с этими людьми контактирует мало, говорит только по делу. Он не приходит на общие праздники: с одной стороны, ему хочется быть с людьми, с другой – ему там скучно. Ему трудно к кому-либо обратиться за помощью или с вопросом. Он привык всё делать сам. Он никогда никому не звонит, телефон использует только для приема звонков. Всё его общение – это его семья, что, конечно, прекрасно, но всё же недостаточно. Такая необычная жизнь, когда люди вокруг есть, но они недоступны.
Арсений в течение полугода ходил на каждое занятие без единого пропуска. Я была очень тронута его упорством. Думаю, он был сильно мотивирован изменить что-то в своей жизни. За это время мы делали с ним много работ, и почти все наши сессии были связаны с его взаимодействием с отцом, который когда-то в восемь лет сказал ему: «Ты уже вырос, ты больше не ребёнок, делай всё сам». И перестал заботиться о нем по-человечески, перестал замечать его как человека, а замечал только как функцию. Если отец обращался к сыну, то это были либо претензии, либо допрос.
Как-то раз Арсений пришёл на группу согнувшийся, у него болела спина. Когда мы спрашивали о его состоянии, он улыбался и отмахивался, мол, ничего страшного. Зато он сказал, что очень хочет поработать сегодня, получить личную сессию. И вот мы сели с ним напротив друг друга. Я спросила, какая у него тема сегодня, он сказал, всё та же – мало контакта с людьми. Я попросила его привести какой-то пример, когда ему было трудно общаться, но он не смог. При этом, когда он в очередной раз передвинулся с одного края стула на другой, его лицо исказила гримаса боли, после чего он снова надел на лицо улыбку.
Я спросила, как получилось, что у него возникла эта боль в спине. Он сказал: - Да, один стал двигать на работе железку весом в 50 килограмм. Хотя в соседней комнате были люди… Я сказала: - Это как раз тот пример, который нам нужен. Он говорит: - Ну да… Чего бы мне не позвать их на помощь? Вместо этого всё сам.
Я решила попросить Арсения пойти на роль его спины и спросить спину, что бы она сказала, если дать ей голос. Этот приём называется «идентификация с симптомом», и он позволяет понять что-то точнее о состоянии человека. Арсений согласился, и я сказала: «Ты сейчас спина Арсения, что бы ты сказала ему, если бы могла говорить?» Спина ответила: «Да всё это хрень собачья!» И тут Арсений опять улыбнулся. Это выглядело неконгруэнтно: ты видишь, что человеку больно, при этом он улыбается.
Я решила попросить Арсения пойти на роль его спины и спросить спину, что бы она сказала, если дать ей голос. Этот приём называется «идентификация с симптомом», и он позволяет понять что-то точнее о состоянии человека. Арсений согласился, и я сказала: «Ты сейчас спина Арсения, что бы ты сказала ему, если бы могла говорить?» Спина ответила: «Да всё это хрень собачья!» И тут Арсений опять улыбнулся. Это выглядело неконгруэнтно: ты видишь, что человеку больно, при этом он улыбается.
Я говорю, давай сделаем следующий шаг, теперь я буду в роли твоей спины, а ты пойдёшь обратно на роль себя самого и послушаешь, как тебе слышать твою спину. И говорю Арсению: «Я твоя спина. Хочу тебе сказать, что всё это хрень собачья!»
В этот момент улыбка впервые сползла с его лица. Я спросила, как тебе слышать это? Он посерьёзнел и сказал: «Да всё равно всё это хрень собачья». Мол, даже не стоит говорить об этой спине, когда нужно говорить о серьёзных вещах.
В этот момент улыбка впервые сползла с его лица. Я спросила, как тебе слышать это? Он посерьёзнел и сказал: «Да всё равно всё это хрень собачья». Мол, даже не стоит говорить об этой спине, когда нужно говорить о серьёзных вещах.
В этот момент я на него разозлилась. Кажется, что мне злиться на человека, у которого болит спина, это же его спина? Но знаете, есть такая формулировка «ярость от атаки на ценности». Именно она меня и настигла. Своей фразой «хрень собачья» Арсений атаковал, обесценивал то, что для меня важно – серьёзное и заботливое отношение к своему телу, в том числе к спине. Я знаю, что значит много лет лечить спину. И я сказала ему: «Я сейчас злюсь на тебя. Я знаю, сколько труда, слёз и последствий приносит больная спина». Он ответил: «Да, надо было, конечно, кого-то из ребят попросить помочь». Он сказал это так печально, что меня тоже накрыло сочувствие к нему и печаль. Собственно говоря, он жертвует своим телом, потому что он не хочет вступать в контакт.
Арсений повторил: «Я не хотел просить». Я сказала: «Понимаю. В то же время, знаешь, я заметила, что 15 минут назад ты именно попросил поработать, сделать сессию с тобой. Я также замечаю сейчас ещё одну вещь: ты сидишь и смотришь мне в глаза. До этого ты не смотрел. Обычно раньше, когда мы с тобой разговаривали, ты большей частью смотрел влево и вниз. И сейчас, когда ты вот так смотришь на меня, ты как будто сообщаешь прямо мне, как ты печалишься. Я чувствую твою печаль».
Арсений повторил: «Я не хотел просить». Я сказала: «Понимаю. В то же время, знаешь, я заметила, что 15 минут назад ты именно попросил поработать, сделать сессию с тобой. Я также замечаю сейчас ещё одну вещь: ты сидишь и смотришь мне в глаза. До этого ты не смотрел. Обычно раньше, когда мы с тобой разговаривали, ты большей частью смотрел влево и вниз. И сейчас, когда ты вот так смотришь на меня, ты как будто сообщаешь прямо мне, как ты печалишься. Я чувствую твою печаль».
Арсений ответил: «Да, я тоже сейчас это ощущаю. Вообще, я здесь в группе научился смотреть людям в глаза. Это странно для меня, я привык считать, что смотреть в глаза – это значит, ты находишься на допросе. Потому что в детстве отец много раз мне говорил: «А ну смотри мне в глаза! Не смей отводить глаза, когда я с тобой разговариваю!» А, собственно, он не разговаривал со мной. Он только допрашивал». И я сказала: «Печально». И он тоже сказал: «Печально». И это было впервые, когда он признал свою печаль по поводу отношений с отцом. Потому что до этого, когда он говорил о его холодности и чёрствости, он прибавлял: «Но это нормально, это так, собственно, и должно быть». Арсений так привык пролистывать эту боль отвержения, не признавать её – и вот, впервые признал.
В этот момент, когда мы сидели и смотрели друг на друга, у меня возникло понимание, что его и мои ценности сейчас совпадают. Ценность целостности и здоровья своего тела. Ценность собственной потребности в любви и общении со своим отцом. И мне от этого как будто стало теплее. Арсений сказал, что тоже сейчас лучше понимает меня, что ему тоже стало теплее. На этом мы закончили нашу сессию. Он встал, чтобы вернуться на своё место в кругу, пошёл, прихрамывая, и я подумала, что у меня много уважения к этому человеку. Такие, как он – соль земли.
Надо сказать, уже в следующий раз он двигался нормально. Я поняла, что ему удалось вылечить спину, и порадовалась за него. Произошла также ещё одна перемена: Арсений как клиент переформулировал свой запрос, он сказал, что обнаружил в себе паттерн поведения, который он назвал «Меня нет». То есть когда в общении с людьми ему становится тяжело, он вдруг – раз! – и как будто исчезает. Его нет. Я спросила: «А где ты есть в эти моменты? Куда ты деваешься?» Он ответил: «Я улетаю в какую-то страну фантазий, где нет лжи, нет предательства, нет политики».
Надо сказать, уже в следующий раз он двигался нормально. Я поняла, что ему удалось вылечить спину, и порадовалась за него. Произошла также ещё одна перемена: Арсений как клиент переформулировал свой запрос, он сказал, что обнаружил в себе паттерн поведения, который он назвал «Меня нет». То есть когда в общении с людьми ему становится тяжело, он вдруг – раз! – и как будто исчезает. Его нет. Я спросила: «А где ты есть в эти моменты? Куда ты деваешься?» Он ответил: «Я улетаю в какую-то страну фантазий, где нет лжи, нет предательства, нет политики».
Следующие несколько занятий мы работали уже над этим запросом. Арсений вспомнил, что тогда, в восемь лет, он полностью ушёл жить на улицу, не бывал днём дома. Он перестал разговаривать с близкими. Похоже, он принял неосознаваемое «детское решение»: «Вы не разговариваете со мной? И я не буду говорить с вами». А затем, видимо, это распространилось на людей вообще. И такое детское решение оказалось убийственным для его способности общаться.
В пятьдесят лет он продолжал улетать в фантазии от любого дискомфорта в контакте, вместо того чтобы бороться за тему, которая ему интересна, или за право высказывать свою точку зрения. Это было непросто, но он работал – и постепенно сообщал о каких-то переменах. В частности, ему стало немного легче общаться с отцом.
В пятьдесят лет он продолжал улетать в фантазии от любого дискомфорта в контакте, вместо того чтобы бороться за тему, которая ему интересна, или за право высказывать свою точку зрения. Это было непросто, но он работал – и постепенно сообщал о каких-то переменах. В частности, ему стало немного легче общаться с отцом.
На самом последнем занятии Арсений сказал, что у него есть для меня две истории. Во-первых, недавно на работе один коллега ушёл за покупками и пропал, не появлялся до вечера. Когда его стали искать, Арсений даже не заметил, как взял телефон, набрал его номер и спросил, где он есть – оказалось, что тот уже подходит, почти у порога. А во-вторых, на днях он ездил в медицинский центр куда-то на Марксистскую, забыл адрес и спросил у двух прохожих, как идти! И сразу нашёл этот дом. Раньше для него это было невозможно. Это меня, конечно, очень порадовало. Мне кажется, его настойчивая работа над собой – проявление настоящего мужского характера.
История Арсения нравится мне тем, что и зрелый человек способен покинуть страну фантазии и всё больше приходить в реальность, учиться быть не одиноким, быть с людьми, даже если это трудно.
Мне хочется вам пожелать быть в контакте с вашей реальностью и с вашими фантазиями столько, сколько вам это нужно, чтобы быть собой и чувствовать себя живыми.
Мне хочется вам пожелать быть в контакте с вашей реальностью и с вашими фантазиями столько, сколько вам это нужно, чтобы быть собой и чувствовать себя живыми.
Автор статьи Евгения Рассказова
Психолог, психодраматист,
гештальт-терапевт,
автор книги
"Гештальт-подход и психодрама в терапии запрета проявляться"
Приглашаю на еженедельную гештальт-терапевтическую группу "Свобода проявляться"
с 9 октября 2019 г. по 4 марта 2020 г. в Москве
Психолог, психодраматист,
гештальт-терапевт,
автор книги
"Гештальт-подход и психодрама в терапии запрета проявляться"
Приглашаю на еженедельную гештальт-терапевтическую группу "Свобода проявляться"
с 9 октября 2019 г. по 4 марта 2020 г. в Москве
