Отношения: ускориться или замедлиться
Если хочешь быть с человеком вместе, важно присоединиться к его темпу. Может быть, это даже важнее, чем присоединиться к содержанию. Иногда нужно ускориться, иногда замедлиться, и если ты стараешься попасть в темп другого, то через некоторое время можно почувствовать, что из двух «я» получилось «мы». Мы встретились. Чтобы объяснить, что это значит, я расскажу вам историю.
Женщина по имени Нина, сотрудница госучреждения, обратилась, чтобы преодолеть скованность. Ей хочется быть с людьми веселой, свободной, но у неё не получается. Особенно тяжело ей общаться с коллегами, которые ведут себя властно. Она страдает от их бесцеремонности, но не может защитить свои границы.
Женщина по имени Нина, сотрудница госучреждения, обратилась, чтобы преодолеть скованность. Ей хочется быть с людьми веселой, свободной, но у неё не получается. Особенно тяжело ей общаться с коллегами, которые ведут себя властно. Она страдает от их бесцеремонности, но не может защитить свои границы.
Нина рассказала о своей маме. Мама занималась технической работой и, по-видимому, коллеги не слишком уважали её. Нине кажется, что мама передала ей эту неспособность общаться. Она не смогла научить дочь, как быть социально успешной, как вести себя с достоинством. При этом мать и отец транслировали Нине: «Ты получишь высшее образование и высокий статус».
Нина действительно получила высшее образование, и работает она не с механизмами, а с людьми, но ни статусной, ни успешной она себя не чувствует. На службе она терпит скуку и периодические атаки окружающих. Иногда ей приходится очень туго, когда появляется особенно жёсткий руководитель (начальники то и дело меняются), но ни разу за двенадцать лет она не подумала об уходе с работы.
Я спросила, бывало ли когда-нибудь по-другому. Было ли у неё чувство свободы в общении с людьми. Нина сказала, да, было, ещё 3 года назад. Тогда пришла одна очередная начальница и стала её притеснять: лишала премии, запрещала идти в отпуск в намеченное время, нагружала чужой работой.
Насколько Нина знала, такие действия начальства были продиктованы правилом увольнять с работы слишком долго работающих людей. Дело в том, что такие люди могут претендовать на какие-то социальные блага. Их начинают прессовать, чтобы они сами увольнялись. Однажды Нина работала 18 дней без выходных до позднего вечера. Она написала высшему руководству, что у неё нет сил, ей нужен отдых. Удивительным образом это письмо возымело действие. Её начальницу сняли, поставили другого руководителя, более человечного. Казалось бы, нужно радоваться, потому что она победила. Но это её не радовало. Вместо этого, она потеряла ощущение свободы в контакте с людьми.
Я стала думать, что такого травматичного произошло в её истории, и что именно мы можем сделать в терапии, чтобы помочь ей вернуть способность общаться. Мне хотелось предложить Нине ролевой эксперимент, я соображала, как его поставить в нашем небольшом кабинете. Я уже готова была предложить ей поставить разговор с одним из персонажей истории, но в этот момент она отвернулась, улыбнулась и стала рассказывать следующую ситуацию.
У меня появилось чувство нетерпения, мне так хотелось уже встать, начать двигаться, что-то делать. А она смотрела в сторону и разворачивала новый сюжет. Про себя я отметила своё состояние и решила пока отставить его и постараться снова включить внимание. Моя энергия ушла на то, что я встала, походила по комнате и села на другое место.
Нина говорила, что в детстве, когда она что-нибудь рассказывала, её родственники смеялись каким-то особенно унижающим, уничтожающим смехом. Она смотрела в сторону от меня и улыбалась, рассказывая эту историю. Улыбка совсем не соответствовала трагическому смыслу слов. Я понимала, что мне снова хочется сделать поворот в нашей работе, поменять активность, от разговоров перейти к действию. Можно было поставить детскую сцену, попробовать понять, что там было блокирующим для неё. Я снова набрала воздух и готовилась предложить ей начать действовать. Но Нина не видела меня. Она повернулась в другую сторону, снова улыбнулась, и стала вспоминать ещё одну новую ситуацию. Я подумала, интересно, что сейчас происходит, буквально сейчас я подавляю свою спонтанность и своё желание вступить с ней в контакт, и продолжаю просто слушать её. Как это получилось? Похоже, что я повторяю её психический процесс. Так бывает во время сессий, что психотерапевт может начать ощущать и воспроизводить то же самое, что происходило с клиентом.
У меня появилось чувство нетерпения, мне так хотелось уже встать, начать двигаться, что-то делать. А она смотрела в сторону и разворачивала новый сюжет. Про себя я отметила своё состояние и решила пока отставить его и постараться снова включить внимание. Моя энергия ушла на то, что я встала, походила по комнате и села на другое место.
Нина говорила, что в детстве, когда она что-нибудь рассказывала, её родственники смеялись каким-то особенно унижающим, уничтожающим смехом. Она смотрела в сторону от меня и улыбалась, рассказывая эту историю. Улыбка совсем не соответствовала трагическому смыслу слов. Я понимала, что мне снова хочется сделать поворот в нашей работе, поменять активность, от разговоров перейти к действию. Можно было поставить детскую сцену, попробовать понять, что там было блокирующим для неё. Я снова набрала воздух и готовилась предложить ей начать действовать. Но Нина не видела меня. Она повернулась в другую сторону, снова улыбнулась, и стала вспоминать ещё одну новую ситуацию. Я подумала, интересно, что сейчас происходит, буквально сейчас я подавляю свою спонтанность и своё желание вступить с ней в контакт, и продолжаю просто слушать её. Как это получилось? Похоже, что я повторяю её психический процесс. Так бывает во время сессий, что психотерапевт может начать ощущать и воспроизводить то же самое, что происходило с клиентом.
Мне нужно было понять, а что происходит со мной, чего я хочу? Я поняла, что мне хочется её поторопить, в то же время, мне неловко, я даже немного стыжусь своего нетерпения, и потому её не прерываю. А она, в общем-то, разворачивала передо мной картину своей жизни. Мы не так давно работаем, чуть больше месяца. Когда у человека трудновато с общением, он нуждается, чтобы его просто кто-то выслушал, и тем самым побыл с ним вместе, узнал, какой жизнью он живёт.
Я осознала своё нетерпение и свой стыд, заметила саму себя в своих чувствах, и это меня успокоило. Мне стало понятно, что вот прямо сейчас мне важно быть вместе с Ниной, а это значит, быть в её темпе. У меня прекратилось желание торопить её и появилась способность к вниманию. Я стала лучше слышать Нину, замечать больше деталей и ироничный стиль её повествования. Я расслабилась и засмеялась.
Нина улыбнулась мне и тоже засмеялась, а потом с большой готовностью сказала, что хотела бы поставить сцену разговора вот с этой женщиной, сотрудницей, так, как я предложила некоторое время назад. Как будто вот только сейчас услышала мою реплику.
Я осознала своё нетерпение и свой стыд, заметила саму себя в своих чувствах, и это меня успокоило. Мне стало понятно, что вот прямо сейчас мне важно быть вместе с Ниной, а это значит, быть в её темпе. У меня прекратилось желание торопить её и появилась способность к вниманию. Я стала лучше слышать Нину, замечать больше деталей и ироничный стиль её повествования. Я расслабилась и засмеялась.
Нина улыбнулась мне и тоже засмеялась, а потом с большой готовностью сказала, что хотела бы поставить сцену разговора вот с этой женщиной, сотрудницей, так, как я предложила некоторое время назад. Как будто вот только сейчас услышала мою реплику.
Она села на стул, который поставила для этой сотрудницы, и показала, как эта женщина зовёт саму Нину, когда она проходит мимо: «Нина-Нина-Нина-Нина!» Скороговоркой, писклявым голосом, очень-очень быстро. Слыша, как её вот таким голосом окликают, Нина вся напрягалась в ответ. Взрослый человек зовёт её так, как будто она ребёнок. Для Нины это было нарушением её границ, она переживала сильный дискомфорт. Сотрудница не понимала, что она не близкая подружка, не сестра и не родственница, чтобы так назойливо и бесцеремонно звать её. Ей не приходило в голову, что нужно оставаться в формальных рабочих отношениях.
Я предложила Нине пойти на роль себя самой в той сцене ещё раз, послушать фразу сотрудницы. И представить, что сейчас времени стало больше, время раздвинулось, так чтобы она могла заметить все свои ощущения в этот момент. У меня была гипотеза, что не все свои ощущения она заметила, чему-то не дано было места.
Нина пошла на роль и после оклика сотрудницы стала сразу отвечать ей: «Ты, пожалуйста, не обращайся ко мне так резко, я, вообще-то, сотрудник намного ценнее и умнее тебя, чтобы выслушивать от тебя такое обращение!» Я сказала, что это очень хорошо, но то, что она сейчас делает - она атакует вот эту начальницу. И предложила ей не торопиться, снова пойти в эту сцену и до того, как атаковать, - заметить, что с ней происходит, с её телом и её чувствами прямо в тот момент, когда начальница к ней обратилась. Нина прислушалась к фразе сотрудницы ещё раз, сделала паузу и сказала, что она чувствует себя в состоянии бессилия, униженной и оскорблённой.
Я предложила Нине пойти на роль себя самой в той сцене ещё раз, послушать фразу сотрудницы. И представить, что сейчас времени стало больше, время раздвинулось, так чтобы она могла заметить все свои ощущения в этот момент. У меня была гипотеза, что не все свои ощущения она заметила, чему-то не дано было места.
Нина пошла на роль и после оклика сотрудницы стала сразу отвечать ей: «Ты, пожалуйста, не обращайся ко мне так резко, я, вообще-то, сотрудник намного ценнее и умнее тебя, чтобы выслушивать от тебя такое обращение!» Я сказала, что это очень хорошо, но то, что она сейчас делает - она атакует вот эту начальницу. И предложила ей не торопиться, снова пойти в эту сцену и до того, как атаковать, - заметить, что с ней происходит, с её телом и её чувствами прямо в тот момент, когда начальница к ней обратилась. Нина прислушалась к фразе сотрудницы ещё раз, сделала паузу и сказала, что она чувствует себя в состоянии бессилия, униженной и оскорблённой.
Здесь она замолчала и посмотрела на меня. Это было особенное состояние, как будто Нина впервые ощутила, что с ней происходит вот в этот момент, когда к ней обращаются. Я чувствовала трепет и понимала, что сейчас мы с ней близко, вместе. Мы обе перестали торопиться. Я повторила за ней: «Ты была в бессилии, униженной и оскорблённой». И мы ещё немного помолчали.
К концу сессии я рассказала Нине о себе, о том, как замечала за собой желание поторопить её, а потом выбрала быть в её темпе. Она ответила, что для неё важно услышать это. Она сказала: «Мне кажется, мы сегодня так много успели сделать». Когда она прощалась, я увидела, что напряжение на её лице ушло, и оно разгладилось. Нина улыбалась, её руки и тело ожили, её голос стал громче.
В детстве нам так требовательно и много говорят: «Делай, быстро!», что мы неосознанно сами говорим это себе, лишая себя медленности, возможности заметить все свои реакции и чувства. Мне кажется, умение найти свой темп и придерживаться его – это и значит заметить самого себя и отнестись к себе с любовью. И тогда человек, с которым вы находитесь в отношениях, тоже будет замечать вас, ваши реакции и ваши чувства.
В детстве нам так требовательно и много говорят: «Делай, быстро!», что мы неосознанно сами говорим это себе, лишая себя медленности, возможности заметить все свои реакции и чувства. Мне кажется, умение найти свой темп и придерживаться его – это и значит заметить самого себя и отнестись к себе с любовью. И тогда человек, с которым вы находитесь в отношениях, тоже будет замечать вас, ваши реакции и ваши чувства.
Автор статьи Евгения Рассказова
Психолог, психодраматист,
гештальт-терапевт,
автор книги
"Гештальт-подход и психодрама в терапии запрета проявляться"
Приглашаю на еженедельную гештальт-терапевтическую группу "Свобода проявляться"
с 9 октября 2019 г. по 4 марта 2020 г. в Москве
Психолог, психодраматист,
гештальт-терапевт,
автор книги
"Гештальт-подход и психодрама в терапии запрета проявляться"
Приглашаю на еженедельную гештальт-терапевтическую группу "Свобода проявляться"
с 9 октября 2019 г. по 4 марта 2020 г. в Москве
