Отец, отпусти меня
Cюжет преодоления отцовского запрета
Это история о человеке, который решил справиться со своим одиночеством.

Записываясь на тренинг, Антон сообщил, что ему хочется быть с людьми, но что-то мешает выходить на контакт. Когда Антон пришёл в группу, я увидела уверенного, успешного человека. Он вёл себя дружелюбно и открыто. Он и сам активно говорил, и старался прислушиваться к другим, и в целом казался идеальным участником. Я смотрела и пыталась понять, где у него надлом.

Группа постепенно знакомилась, мы обсуждали разные темы, делали упражнения. Я стала замечать, что Антон иногда откидывается на стуле, поднимает взгляд вверх и несколько выключается из общего поля. Он начинал зевать либо шумно двигаться на стуле, мне казалось, что ему в этот момент скучно. Я чувствовала бессилие, тревожилась, смогу ли соответствовать его ожиданиям, не будет он разочарован. Потом наступали моменты, когда ему вновь становилось интересно, тогда он подавался вперед и так выражал свой интерес, с такой пылкостью откликался, что я становилась прямо-таки счастлива, и это тоже меня поражало – насколько сильно выражает человек любую свою эмоцию, будь то скука или интерес, и какой сильный отклик это рождает во мне.


Я попросила всех нарисовать свои запреты. У Антона на рисунке половина листа осталась белой, а другую половину он закрасил синим и зелёным. При этом белая часть имела квадратный выступ в середине, в сторону цветной части. Он сказал, что вот это белое – это «ничто», или нечто мёртвое. Оно постепенно давит собой вот это живое, цветное, и заполняет собой всё больше места.

На втором занятии мы работали с метафорой рисунка. Антон сказал, что у него появилась ассоциация: этот белый выступ – это его большой живот. Он долго пытался похудеть, и всё безуспешно. Я спросила, на какой вопрос он хотел бы получить ответ. Он ответил: «Хотел бы понять, для чего он мне нужен, этот живот, и как я могу получить то же самое с помощью чего-то другого».

В психодраме мы можем просто поставить роль чего-то неизвестного, предложить человеку встать на эту роль и сказать слова, которые придут к нему в этой роли, поэтому я предложила Антону поговорить с этим «чем-то другим» – и спросила: «Что ты есть, что ты такое?» И это «что-то другое» ответило: «Ты мне неинтересен. Мне нет дела до твоих проблем». С таким высокомерием, приподняв подбородок. Было понятно, что это человек. Я спросила, кто ты? И он ответил: «Отец».
Из роли отца он сказал, что чувствует бессилие в отношении ребёнка, потому что не может контролировать сына. И боится, что не справится с ним. Я спросила, с чем именно он боится не справиться? Отец ответил: «Он ТАК всех любит. Он ТАК хочет поделиться своим чувством со всеми людьми, что я не знаю, что с этим делать. Мне стыдно за него». Когда я предложила Антону пойти на роль себя самого и почувствовать, сколько ему лет сейчас, когда с ним так разговаривает отец, Антон сказал, что он чувствует, как будто ему 5 лет. И ему так страшно слышать эти слова отца, он весь сжимается и закрывает свой пах, как будто отец хочет туда его ударить.

Снова смена ролей. Из роли отца он говорит: «Да нет, я не хочу его ударить, я хочу его только защитить. Мне хочется сказать ему: Пожалуйста, любым способом, обеспечь свою безопасность!» И он повторил два раза: «Обеспечь свою безопасность, обеспечь безопасность!» Как будто сам отец не мог обеспечить безопасность своему маленькому сыну, и передоверял это ему самому.

Я спросила отца, чего бы он хотел в отношении своего сына. И он сказал: «Я хочу, чтобы ты сидел дома, при мне, а я буду заботиться о тебе». В этот момент Антон поднял голову и закричал: «Господи, да сколько же можно?» Он объяснил, что в терапии уже много раз работал над своими отношениями с отцом. И по-прежнему ощущает, что отец как будто держит его около себя, не пускает к людям, притом что реальный отец уже умер. Я предложила Антону спросить о чем-нибудь отца из роли себя сегодняшнего. Он спросил: «Ну, сейчас-то я уже могу идти на улицу?» Отец ответил: «Нет». Это «нет» и было действием запрета. Задача прояснилась: нужно было найти, откуда, из какого события это пошло, каким образом так сильно отпечаталось в психике, что продолжает действовать столь долго.

После вопроса о том, с каким событием у него перекликается вот это ощущение запрета идти к людям, он вспомнил случай, когда в один момент пережил целую гамму чувств, от безумного счастья до страшной горечи. «Отец не обнял меня, когда я к нему кинулся. Оттолкнул меня рукой».

Отец пришёл за Антоном в детский сад, и тот был так счастлив увидеть отца, пришедшего за ним! Он кинулся к нему.

Когда Антон дошёл до этого момента, я увидела, что он замер, скрючился и почти не дышал. Я подумала, что, возможно, это была шоковая травма. Ожидание счастья и отвержение оказались слишком сильными. Кроме того, он испытал сильную боль от удара – он нёсся с такой скоростью, что налетел на эту руку.

Я предложила ему поработать в технике «убежища»: восстановить, а затем переиграть эту сцену – представить, что он снова находится там, при этом у него есть больше времени. Как будто время раздвинулось для него, и этого времени хватит на все: и чувствовать, и двигаться, и видеть движение отца, и менять траекторию, если ему нужно. Двигаться таким образом, чтобы получить то, чего он хочет, такой контакт с отцом, какой ему нужен, и в то же время избежать удара и травмы.

Антон сказал: «Сейчас зима, мороз, я одетый стою у детского сада и вижу отца. Я начинаю двигаться к нему и вижу поднятую руку отца. И ещё могу успеть замедлиться». Я предложила ему сделать такое движение, чтобы не удариться об эту руку. И тогда Антон очень-очень медленно по круговой траектории «побежал» в сторону участницы группы, которая играла отца. Он обежал отца сбоку, воткнулся в его плечо и на какой-то момент замер, закрыв глаза. Все молчали. У него на глазах появились слёзы. Антон выпрямился, и постепенно начал спокойно дышать.

На этом мы завершили работу. Когда мы сели в круг, он сказал – ему кажется, что к нему сейчас вернулась любовь отца. Ещё он понял, что уже сейчас, во взрослой жизни, он сам отталкивает рукой тех, кто слишком быстро бросается его обнять.

Для меня загадкой оставалось его ощущение живота. Что он получает с его помощью? Антон объяснил, что живот даёт ему некоторое иллюзорное чувство безопасности. «Как будто если кто-то попытается ударить меня, удар воткнётся в мягкое, и это не дойдёт до меня самого». Я спросила, как он может получить по-другому это ощущение безопасности. Его ответ был: «С помощью близости».

На последнем занятии группы Антон сказал, что он встретился со своей женщиной и впервые так открылся с ней, как никогда не открывался раньше. Он впервые не заботился так сильно о своей безопасности, и понял, что быть беззащитным – это не минус и не плюс. Быть беззащитным на самом деле не страшно.

Мне понравилось, как он это сказал. Я думаю так же.

Автор статьи Евгения Рассказова
Психолог, психодраматист,
гештальт-терапевт,
автор книги
"Гештальт-подход и психодрама в терапии запрета проявляться"



Приглашаю на еженедельную гештальт-терапевтическую группу "Свобода проявляться"
с 9 октября 2019 г. по 4 марта 2020 г. в Москве

Made on
Tilda