Из роли отца он сказал, что чувствует бессилие в отношении ребёнка, потому что не может контролировать сына. И боится, что не справится с ним. Я спросила, с чем именно он боится не справиться? Отец ответил: «Он ТАК всех любит. Он ТАК хочет поделиться своим чувством со всеми людьми, что я не знаю, что с этим делать. Мне стыдно за него». Когда я предложила Антону пойти на роль себя самого и почувствовать, сколько ему лет сейчас, когда с ним так разговаривает отец, Антон сказал, что он чувствует, как будто ему 5 лет. И ему так страшно слышать эти слова отца, он весь сжимается и закрывает свой пах, как будто отец хочет туда его ударить.
Снова смена ролей. Из роли отца он говорит: «Да нет, я не хочу его ударить, я хочу его только защитить. Мне хочется сказать ему: Пожалуйста, любым способом, обеспечь свою безопасность!» И он повторил два раза: «Обеспечь свою безопасность, обеспечь безопасность!» Как будто сам отец не мог обеспечить безопасность своему маленькому сыну, и передоверял это ему самому.
Я спросила отца, чего бы он хотел в отношении своего сына. И он сказал: «Я хочу, чтобы ты сидел дома, при мне, а я буду заботиться о тебе». В этот момент Антон поднял голову и закричал: «Господи, да сколько же можно?» Он объяснил, что в терапии уже много раз работал над своими отношениями с отцом. И по-прежнему ощущает, что отец как будто держит его около себя, не пускает к людям, притом что реальный отец уже умер. Я предложила Антону спросить о чем-нибудь отца из роли себя сегодняшнего. Он спросил: «Ну, сейчас-то я уже могу идти на улицу?» Отец ответил: «Нет». Это «нет» и было действием запрета. Задача прояснилась: нужно было найти, откуда, из какого события это пошло, каким образом так сильно отпечаталось в психике, что продолжает действовать столь долго.