Cтрах скандала и
избавление от аэрофобии
Аэрофобия многолика: за страхом летать на самолётах могут стоять самые разные переживания. Я расскажу вам, как работа по преодолению страха отвержения, или страха скандала помогла человеку совершить полёт.

Михаил пришел ко мне с просьбой помочь ему подготовиться к перелёту, который предстоял через 18 дней. Дело в том, что уже несколько лет он боялся летать и избегал самолётов, ездил на поездах.

А сейчас он оказался в безвыходной ситуации: он организовывал новый бизнес, и должен был лететь на переговоры вместе со своим старшим партнером-женщиной. Лететь предстояло далеко, куда не доберешься поездом. Михаил уже купил билет, но боялся, что прямо в аэропорту не выдержит и откажется лететь – и тогда его партнерша подумает, что он сумасшедший. От этого вся его жизненная перспектива может поломаться.

I
Для меня это была трудная задача. Я сказала, что не могу, к сожалению, ничего обещать, но постараюсь сделать, что возможно. Мы договорились, что встретимся три раза, и мне требовалось решить, как распорядиться этим временем.

Первую сессию мы просто знакомились. Я постаралась немного понять его стиль жизни, узнать, в каких обстоятельствах возникла его фобия. Михаил рассказал, как однажды он должен был возвращаться из другой страны в непогоду. Их рейс перенесли из одного города в другой, и ночью они с женой поехали на машине по горной трассе без фонарей. Когда они добрались до места, погода продолжала оставаться не слишком хорошей. Но рейс не отменили. У Михаила не было (или как будто не было) выбора, его ждала работа. И вот в момент, когда они регистрировались на рейс, с ним что-то произошло, его дыхание стало прерывистым, он с трудом говорил. Здесь началась его фобия.

На второй сессии Михаил захотел говорить совсем о других вещах, о своих отношениях с людьми. Он рассказал, что у них с женой теплые отношения. Правда, они несколько замкнуты друг на друга, круг их общения невелик, и они никак не могут этого преодолеть. Ему хочется с кем-то дружить, но с дружбой ему не слишком везёт.

Михаил приехал из небольшого города, давно живёт в Москве, но не чувствует себя по-настоящему принятым. Он рассказал о том, как коллега, с которым у него было много общих интересов, легко прекратил с ним общаться после перевода в другой город. Михаилу хотелось продолжать общение, но он потерял его, остался в одиночестве, и это его очень печалит.

Мы поставили с помощью психодрамы сцену, где Михаил «поговорил» с этим своим бывшим товарищем, выразил ему свои невысказанные чувства. После этого причина расставания стала для него более понятной, он сообщил, что испытывает облегчение. А я думала о том, что до его полёта оставалось совсем немного времени и всего одна сессия. Что же мы можем сделать в следующий раз?
Когда он пришёл, оказалось, что он очень волнуется. Он рассказывал, как с утра говорил со знакомыми, которые недавно летали, и пытался зафиксироваться на чем-то хорошем, при этом у него подрагивали руки. В этом была такая хрупкость.

Выбирая тактику для третьей сессии, я решила попросить Михаила представить себе самое страшное, что может произойти в полёте, и разыграть эту сцену. Мы поставили ряды стульев, как будто это салон самолёта. Он показал места, где сидят он и его партнер, Ирина. Сначала он сел в свою роль, а я спросила, как ему сейчас сидится в самолёте. Он сказал, что ему очень хочется двигаться и разговаривать, но он опасается, что его спутница не захочет беседовать. А что, спросила я, если вы предложите ей просто поболтать о жизни, не о работе, ведь сейчас как раз такой момент, когда можно отвлечься.

Когда Михаил сел в роль Ирины, он улыбнулся. Я спросила, чему, а он сказал, что Ирина – человек дела, ей проще обсуждать работу, и когда он представляет, как она старается выполнить его просьбу и ищет тему, чтобы «просто поболтать», он не может не улыбаться.

Потом я спросила: что же самое страшное может произойти в этом полёте? А Михаил сказал: «Я начну вставать и садиться в кресле, вставать и садиться, и меня примут за сумасшедшего». Интересно, что пугало его не то, что самолёт начнёт падать и он погибнет, а именно то, что он будет выглядеть сумасшедшим.

Я предложила пойти на роли соседей, незнакомых людей, которые будут видеть, как он встаёт и садится, встаёт и садится. И он сделал это, вот, сказал он, здесь сидит мужчина, он реагирует совершенно равнодушно. А вот сидит женщина, примерно моего возраста, и она сказала что-то поддерживающее.

Я попросила задействовать стюарда, предположить, как он может реагировать. Может ли сам Михаил пойти поговорить со стюардом, сказать, как сильно он волнуется? Он пошел «поговорить со стюардом», но не стал признаваться, что ему страшно, и что ему хочется просто поболтать, чтобы успокоиться. Вместо этого он стал расспрашивать, на какой высоте и где мы летим. Тогда стюард в ответ поделился полной информацией о полёте.

Во время всех наших действий я видела, что у Михаила появилось много энергии, он играл все роли с большим энтузиазмом. Кроме того, я видела, что руки у него уже не так дрожат, он смотрит довольно прямо, стоит с прямой спиной. Время нашей работы подходило к концу. Неизвестно, было, удалось ли нам справиться с его проблемой, я пожелала Михаилу хорошего полета. Ситуация была такая, что через день был его рейс, а затем я сама уезжала, и в Москве мы оба должны были оказаться только через месяц. Я попросила его написать мне на почту, как пройдёт его полёт. На этом мы попрощались; когда он уходил, я заметила, что его руки снова дрожат.

Ещё в начале моей учёбы один преподаватель сказал, что у психотерапевта есть список необходимых качеств, и одно из них – толерантность к неопределенности. Бывает, что клиенты, с которыми мы проживаем часть жизни, уходят, мы не можем знать, что с ними произошло после терапии, и выдерживать это бывает сложно, но никуда не денешься.

Действительно, за годы работы я привыкла расставаться с людьми, даже на самых интересных точках, и чаще всего я спокойна за человека. Но здесь я волновалась, не могла перестать думать о том, как сложился его полет. Михаил не написал, как обещал, ни через два дня, ни через неделю.

И вот, когда я сама вернулась домой, я позвонила ему – и услышала спокойный, радостный голос. Михаил извинился, что не написал мне – он потерял листок с адресом. Он сообщил, что у него все в порядке, он слетал и вернулся, никаких ужасов с ним не происходило, он скачал несколько комедий, взял с собой успокоительное и прекрасно провел время в полёте.

Михаил ни разу в разговоре не упомянул о своем страхе показаться сумасшедшим. Я сказала ему, что он очень меня обрадовал, а он ответил, что чувствует то же. Как вы считаете, спросила я, что из трех сессий, на которых мы делали разные вещи и упражнения, вам больше помогло? Михаил ответил, что это было хождение по салону самолета и разговор со стюардом в третьей сессии – это настроило его на то, что можно не бояться заговорить с кем-то и отвлечься от своих тревожных ощущений.
Анализируя этот случай, я думаю, что в большей степени Михаила пугала утрата социальной поддержки. Боязнь выглядеть сумасшедшим – это значит страх быть не принятым даже таким временным сообществом, которым являются пассажиры одного рейса. Во время нашей игры в разговоры на борту самолёта у него появилось побольше уверенности, что сообщество его не отвергнет. Таким образом, он немного преодолел тревогу отторжения. После этого уже сам полёт оказался совсем не страшным.

Не думаю, что моя роль в излечении Михаила была так уж велика – его мотивация лететь, его внутренняя подготовка сделали почти всю работу, и только на последнем этапе ему понадобилось немного поддержки, которую я смогла ему дать.

Конечно, никто не обязан летать на самолетах, и без этого тоже вполне можно прожить прекрасную, полную событий жизнь; но если перелеты по каким-то причинам вам необходимы, а фобия при этом мешает – помните, что с ней можно справиться.
Автор статьи Евгения Рассказова
Психолог, психодраматист,
гештальт-терапевт,
автор книги
"Гештальт-подход и психодрама в терапии запрета проявляться"



Приглашаю на еженедельную гештальт-терапевтическую группу "Свобода проявляться"
с 9 октября 2019 г. по 4 марта 2020 г. в Москве

Made on
Tilda