Бывали ли у вас периоды длительной бессонницы? Как вы справлялись с этим? Я расскажу вам один случай.

Февральским утром на консультацию пришёл молодой человек по имени Игнат. Очень худой, с длинной чёлкой, падающей на глаза. Он сказал, что его мучает бессонница. Последнее время он спит всего час или два в день, и теперь совершенно истощён.

О себе Игнат сказал, что ему 24 года, приехал в Москву из Оренбурга и работает в рекламе. Полгода назад у него умерла мама. Это случилось внезапно, он очень винит себя за то, что не был с ней в её последние часы. Почти сразу после мамы ушёл из жизни её брат. Они были самыми близкими Игнату людьми. Остались бабушка и отец, но с ним у Игната нет тесной связи. Кроме того, есть девушка, которая последнюю неделю не выходит на связь, и это приводит его в отчаяние. Всё это он говорил, глядя в пол мимо меня. Он сидел согнувшись, на глаза ему падала чёлка, которую он всё время откидывал назад. Я чувствовала себя рядом с Игнатом напряжённо, мне трудно было дышать, будто я боялась что-то спугнуть.

Игнат сказал, что ему всегда жилось одиноко. В детстве он привык делиться переживаниями с воображаемым другом, но сейчас это не помогает.

Бессонница бывает связана с избытком тревоги, с тем, что человек не может отпустить какие-то мысли. Нужно было найти эти мысли для того, чтобы тревога начала уменьшаться. Я стала расспрашивать Игната о деталях происходящего с ним. После каждого вопроса он долго молчал, прежде чем ответить, и я думала, что происходит? Может быть, он подбирает точные формулировки, или он уже пожалел, что пришёл ко мне и разоткровенничался? Вместо того, чтобы говорить о реальных событиях, он начал описывать свои фантазии и сны. Ему каждый день снится война. Время шло, сессия подходила к концу, я волновалась, что мы не смогли установить контакт.

Я предложила Игнату рассказать сегодняшний сон. Он сказал, что ему снилась, как он сидит в пустой палате госпиталя и слышит перестрелку на улице. Ему хотелось пойти к тем, кто воюет, потому что там была энергия, жизнь! Но он был отделён от них большим пыльным окном. Я спросила, что бы оно сказало, это окно, если бы могло говорить? И предложила ему пойти на роль окна. «Окно» неожиданно ответило: «Я хочу извиниться перед тобой». Я спросила: «Кто ты такой?» - «Я мама Игната, и мне сейчас 35 лет». Я спросила: «За что ты хочешь извиниться?» Она ответила, что в этом возрасте она изменила мужу, и после этого в семье шли постоянные скандалы, войны. И она очень сожалеет, что Игнату пришлось провести детство в такой ужасной обстановке. Она также сказала сыну, что любит его и не хочет, чтобы он испытывал вину за её смерть. Было видно, что Игнат поражён всем услышанным. Он впервые за сессию взглянул на меня. Он сказал, что после слов мамы ему многое стало понятнее, и признался, что во время бессонницы всегда думает об ушедшей матери и о несостоявшемся разговоре с ней. Как будто вот сейчас этот разговор состоялся. Моё напряжение ушло. Вместо снов и фантазий мы получили глоток реальности.

Расставаясь, я попросила Игната сходить к врачу, чтобы подобрать лекарство, которое поможет. Нам нужно было добиться, чтобы сон восстанавливался, и я знала, что эту работу нужно делать в сотрудничестве с врачом.

Вдруг Игнат сказал, что гораздо больше бессонницы его тревожат проблемы в отношениях с его девушкой Марисой. Оказалось, что он общается с ней только в интернете. Она наполовину русская и живёт в Испании. В реальной жизни они встречались только один раз на час, когда она приезжала в Москву. Я спросила, как они познакомились? Они оба рисуют комиксы, и выкладывают их в своих блогах. Однажды Игнат увидел её блог, ему очень понравилось, и он написал Марисе. С тех пор вот уже год они общаются. На этом мы закончили первую сессию, договорившись, что вернёмся к этой теме позднее.

В начале следующей сессии Игнат сказал, что стал спать чуть больше - 3 часа в сутки. Я подумала, о, мы отвоевали час! Но выглядел он по-прежнему истощённым.

Игнат тревожился оттого, что у него очень мало возможности общаться с Марисой. А накануне она сообщила ему, что иногда её душа переселяется в тела животных, и его это его сильно озадачило. Мариса сказала, что ей кажется, что с его помощью ей удастся справиться с этими своими состояниями. Я спросила, как ему было слышать, про переселение в животных? Он ответил, что отнёсся к этому критически, но в то же время думает, как ей можно помочь? Меня порадовал его трезвый взгляд. Игнат добавил, что возможностей помочь у него очень мало, потому что Мариса часто бывает недоступна. То они созваниваются через день, то она исчезает на целую неделю. Он звонит, но она не берёт трубку, и он не понимает, нужен ли он ей. А когда всё-таки разговор состоится, он так волнуется, что в основном молчит, ничего не говорит о себе, слушает только её.

Во время его монолога я, с одной стороны, испытывала раздражение оттого, что мне приходилось следить за его рукой, отбрасывающей чёлку, с другой, ощущала нарастающую тревогу за его жизнь. Мне было страшно, справлюсь ли я с этим случаем, но также чувствовала нежность, когда слышала об отношениях двух людей. В конце концов, я осмелела и сказала, что ужасно устала видеть его чёлку вместо его глаз, и мне не хватает его присутствия.

В следующий раз Игнат пришёл подстриженный! Мне было приятно видеть его с открытым лицом. Он сказал, что опять спал совсем мало, возможно, три часа за целую неделю, и я испугалась, подумала, что это чрезмерно. Снова попросила его сходить к врачу. Он пообещал. Затем Игнат сказал, что, может быть, плохо спит оттого, что планирует поездку в своей девушке, и ужасно волнуется.

Кроме того, Игнат рассказал, что начал общаться со своим отцом, морально готовится навестить его и бабушку.

На следующей неделе Игнат съездил в Испанию к своей Марисе, но у неё опять было очень мало времени на него. Он не понимает, нужно ли ему общаться с ней дальше. В то же время, он рад, что хотя бы ненадолго повидал её. Также он сходил к врачу, начал принимать лекарство, и спит по 4 часа каждый день.

В это время в Москве начинался карантин. Мы стали работать онлайн. Игнат сказал, что в разговорах с Марисой не признаётся, что скучает и нуждается в ней. Он по-прежнему большую часть времени слушает, что она говорит о своих фантазиях и творческих проектах, и не решается говорить о себе. Мы снова много говорили о родителях Игната. Он стал больше рассказывать о своём детстве и юности. Я видела, что он начал переживать печаль утраты и восстанавливать душевную связь с матерью.

Надо сказать, что я считала важным помочь Игнату расширить его социальные контакты: дружеские, служебные, личные - для того, чтобы появилось больше опоры в жизни. Я понимала, что мы чрезмерно сфокусированы на поддержании одного-единственного контакта с его далёкой девушкой, а этого мало. Человеку нужно больше, нужны связи с разными людьми, чтобы чувствовать себя укоренённым в жизни, чтобы было меньше тревоги и больше уверенности. Но во время карантина у всех нас стало гораздо меньше возможностей общаться. Пока я должна была работать на поддержание имеющихся контактов, с Марисой, бабушкой и отцом.

Мы часто делали «ролевые работы», когда Игнат входил в роль Марисы и говорил из её роли. Постепенно в нём просыпалась чувствительность к её эмоциональной жизни, он смелее проявлял себя в этих ролевых играх. На встрече в середине мая Игнат сказал, что этой ночью он спал 5 часов. Я подумала - хорошо, можно немного выдохнуть.

Однажды Игнат появился на экране очень взволнованный и сказал, что произошло невероятное: Мариса впервые сообщила ему, кем она работает. Она - продавец в магазине косметики! Она устроила ему видеоэкскурсию по своему дому, рассказала, что у них ввели войска в город для того, чтобы заставить людей сидеть дома. Она также показала фото человека в два раза старше себя с ребёнком, и сказала, что у них запланирована свадьба. Он вдовец, его жена была её ближайшей подругой, она умерла, и теперь Мариса собирается выйти за него замуж, хотя не влюблена в него, чтобы воспитывать его сына. Игнат очень торопился рассказать всё это, и мне передалось его возбуждение. Вместо фантазий и снов он наконец получил от Марисы глоток реальности, правды о её жизни. Я видела, что он ошарашен, ему трудно справиться с таким количеством новизны. Мне казалось, что Игнат должен быть расстроен новостью о её планируемом замужестве, но он сказал, что это не так важно. Для него важно то, что она сказала ему, что он понимает её так, как никто другой.

Я была изумлена таким поворотом сюжета, и обрадовалась, что закончились разговоры о переселении в тела животных. Из туманного образа Мариса превратилась в реальную женщину: вот её работа, вот дом, вот люди, с которыми она живёт. Я спросила: «Какую роль собираетесь вы играть, заботясь о Марисе: друга, любящего мужчины или психотерапевта?» Он ответил: «Пожалуй, друга, и немного психотерапевта». Но в голосе его слышалось сомнение.

Я поинтересовалась его отношениями с родными. Он сказал, что вчера был день рождения отца. Он заказал доставку из ресторана - торт и салат «мимоза», который когда-то готовила его мать. Они собрались с отцом и бабушкой перед экранами компьютеров и впервые за много месяцев провели тёплый вечер вместе, хотя он был в Москве, а они в Оренбурге. Слышать это мне было приятно, но оставалось ощущение хрупкости существования в карантине, когда все настолько разделены и общения так мало, а прикоснуться к близкому человеку нельзя вообще.

На следующей сессии Игнат сказал, что последнюю неделю они с Марисой разговаривают каждый день по несколько часов, иногда она звонит ему сама. Это была огромная перемена в жизни. У Игната появилась уверенность, что он нужен своей девушке. Он также сообщил, что в последние дни он спит по 6-7 часов. Не могу передать, какое облегчение я испытала, услышав это. Как будто я сама научилась спать после долгого перерыва.

Мне кажется, в каком-то смысле это сюжет об игре в прятки с самим собой, где Игнат, ищущий любви, страстный, – прячется от Игната, который несёт знамя вины.

В работе с Игнатом главное, наверно, что мне удалось ощутить – это был посыл от него с просьбой разделить его переживание, эту тяжесть… эта девушка, которая всё время исчезает, вдруг с ней что-то случится, как с матерью или её братом? Это его очень тревожило. Одновременно ему нужно было ассимилировать его горе, отчего происходило это замирание на грани бодрствования и сна. Потому что слишком много переживаний, которые не всегда удавалось спокойно, подключая дыхание, прожить. Когда тревога уходит, то дыхание освобождается, становится возможным принять события, как реально происходящие, прожить их и отпустить.